Собеседники корреспондента «Точки» — члены Брянского землячества в Москве генерал в отставке Валерий Гутерман и президент Федерального Союза адвокатов России, доктор юридических наук Алексей Галоганов.

Галоганов. Наши судьбы с Валерием Григорьевичем схожи, хотя он — из Почепского района, а я — клетнянский. Оба из многодетных бедных семей, оба — с малых лет отправлены в интернаты, в наших деревнях были только начальные школы. Как бы то ни было, с образованием, полученным в глубинке, мы смогли поступить в московские вузы, выучиться,причем, как говорится « на медные деньги«. Уж не знаю, возможно ли это сегодня, для таких, как мы? Вряд ли.

Гутерман. Я из деревни Доманичи. Отец, конюх, в первые дни войны отправился на фронт. Мать с детишками выжили в оккупацию чудом. Выкопали на окраине яму под березой, в ней и прятались, и главное — не нашлось в деревне ни одного подлеца, не выдали. Отец вернулся инвалидом. И с детства у меня была мечта выучиться и вырваться из деревни. Тогда, в пятидесятые, деревенским паспортов не давали, таких как я подростков в лучшем случае отправляли на курсы механизации. Но мне повезло, по соседству поселился Сурмачев, нотариус. Добрый оказался человек, в 58 году лично отвез меня в Трубчевский техникум и ходатайствовал перед директором следующими словами: «Коля! Возьми паренька, из него будет толк». Меня взяли! Потом, в армии со своим техникумом я был как сегодня, наверно, доктор наук. Вперед и вверх, — дальше все зависело только от меня.

Галоганов. Все учителя прошли фронт. Валерий Григорьевич рассказывал мне про своего учителя, директора начальной школы Михаила Степановича Соболева, как тот болел, переживал за каждого ученика. А для меня вечные примеры в памяти — мой первый учитель в Джуровке (Погарский район) Михаил Валентинович Макеев, а позже — в Климовской школе-интернате — Зиновьев, второй Макаренко. Мой отец после фронта ослеп. Я ж по интернатам — с 11 лет. Чего уж там, из деревни нас привозили вшивыми, голодными, а здесь отмывали, одевали, обогревали. Помню сверстника Сафронова, он рисовал неплохо, так Зиновьев, чтобы поддержать интерес, покупал ему на свои деньги альбомы и краски, И ведь позже художником стал этот детдомовец Сафронов.

Память о брянской юности — это встречи с людьми, и в большинстве это были добрые и светлые люди. Брянский характер таков: с одной стороны, бедная жизнь, а с другой — сделаешь человеку доброе, и он все тебе отдать готов. Были ведь времена, когда люди домов не запирали, и каждый, постучавшись, мог бы зайти к тебе в гости. В первый год я не поступил в институт, вернулся в интернат на свой хутор, год отработал пионервожатым в Челховской школе, пришла повестка о призыве в армию. И вот для меня, приезжего, колхоз устраивает торжественные проводы, бычка закололи, пива наварили, слова хорошие говорили. Много лет спустя я съездил к могиле того председателя Владимира Игнатенко поклониться. Да и как таких людей забудешь?

Гутерман. Вопрос приучения к труду тогда не стоял. С детства нашу жизнь сопровождал труд, так что материальные испытания не страшили. А еще бы отметил, что «Я брянский» — это как особый позывной. Наш край всегда был пограничьем. И вот интересно, наш земляк генерал Петров как-то посчитал, что с Брянщины вышли 67 «больших», выше генерал-майора — генералов. Думаю, для героического партизанского края это неслучайно, слова о патриотизме для нас — не праздные слова.

На Брянщине я бываю регулярно, стараюсь помочь всем, чем могу. К слову, за земляков генералу просить, — ответ в любом случае дадут. Был случай, в маленькой почепской деревушке, я как раз туда заехал, ураганом повалило шесть столбов, лишилась деревушка света. А там живет всего четыре бабушки. Ну и поехал прямиком в воинскую часть по соседству, попросил помощи. Помогли ребята. А в другой деревне смогли насос поменять. И таких историй множество.

Галоганов. Мы сегодня используем свой авторитет, круг общения, чтобы помочь тем, кому хуже нас. Это и устройство на работу, и материальная помощь. Даже в Москву, к нам за поддержкой земляки нередко приезжают. Сегодня я воспринимаю эту общественную работу, как некое возвращение долгов юности. Тогда помогли нам, сейчас помогаем мы, — так и должно быть.

Гутерман. Была любопытная история про памятник. Комаричский район в годы войны был зоной великой Курской битвы. Эта земля щедро кровью полита. Решили в районе поставить памятник погибшим — танк. Убедили губернатора, он письмо в Москву написал. Из министерства пришел ответ: дадим списанный танк за два с половиной миллиона, но откуда у района такие деньги? И так два года история тянулась, пока я не подключился. Через знакомого начальника бронетанкового управления на репетиции парада передал письмо министру обороны Сердюкову, и тот положил резолюцию: «Танк дать, денег не брать». Так что есть теперь в Комаричах хороший памятник. Я был потом на торжественном открытии.

Записал Юрий ФАЕВ